"А здорового нельзя было на пресс-конференцию Президента прислать?", "Честно, или как?"

"А здорового нельзя было на пресс-конференцию Президента прислать?"

Татьяна Краснова.  20 декабря 2014 г.

А здорового нельзя было на пресс-конференцию Президента прислать?FullSizeRenderПока весь российский сегмент интернета «добродушно» потешается над корреспондентом, задавшим президенту Путину вопрос про квас, я, как обычно, думаю печальную думу. Ну, профдеформация. Ну, простите.

Грустно мне, собственного, не от того вопроса, который возник у всех: «Пьяный, что ли?»

Это нормальный вопрос. С ним стоит подойти к человеку, который внезапно зашатался посреди улицы, и стал хватать за руки прохожих. Иногда даже очень брезгливое любопытство способствует своевременному появлению «скорой», а с инсультом, например, очень важно успеть вовремя. И инфаркт бывает очень рад своевременному укольчику. И даже при гипертоническом кризе чем скорее вас поднимут с асфальта, тем лучше. Так что про пьяного – это хороший вопрос. Годный.

Меня несколько огорчил следующий, возникший через час, когда выяснилось, что судьбой кваса интересовался дядечка, перенесший инсульт.

-- А что, ЗДОРОВОГО не могли на пресс-конференцию прислать?

***

Мы боимся, дорогие друзья. Мы до смерти боимся. И даже не смерти как таковой.

Когда-то, много лет назад, сидели мы за чашкой чаю с одним моим американским приятелем, и произошел у нас такой разговор:

– Джону поставили диагноз, у него СПИД, ужасно, теперь он умрет.

– Рано или поздно все умрут, — отвечаю я философски.

– Что ты такое говоришь?! – в ужасе вскрикивает мой приятель.

– Погоди, Дэвид, ты что, полагаешь, что будешь жить вечно?

– Нет, не вечно, но… Но… Но я же умру не так скоро!

– С чего ты взял?

– Но я же здоров.

– На сегодня. И потом, как знать, может, в путь уже тронулся тот самосвал, который…

– Молчи! – вопит Дэвид, — You Russians are crazy!

Мы, вероятно, и правда немного не в себе.

Нас страшит не то, что всех остальных.

«Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи»…

Пуще всего на свете мы боимся болезни и старости. Мы доходим до смешного и неприличного. Женщину, вышедшую замуж и родившую после сорока мы называем «сумасшедшей старухой».

В рекламе пельменей мы снимаем счастливую двадцатилетнюю мать семейства с фигурой фотомодели, угощающую обедом шестнадцатилетнего сына и дочку-тинейджера.

Мы пытаемся нанять на работу врача возрастом не старше тридцати, но непременно кандидата наук, и с опытом работы не менее 10 лет.

Мы шипим от ненависти к европейским старушкам, дефилирующим в шортиках и панамках по всем музеям и курортам белого света. По нашему мнению им место на завалинке, в чунях и платочке на голове.

Мы не хотим видеть не только возраста…

Всерьез и часто мы призываем подвергать «эвтаназии» детей с пороками развития.

Не возиться с «полоумными» аутистами.

В голос кричим от одной только идеи, что в классе рядом с нашей здоровой деточкой будет учиться ребенок с ДЦП.

Да что там говорить, толстенькая молодая девушка, повесившая в интернете свои фотографии в коротких платьицах и модных штанишках, вызывает такой шквал оскорблений и проклятий, что можно подумать, что чуму и холеру среди детсадовцев пропагандирует это «уродливое существо», которому нет места среди здоровых и красивых нас.

Так яростно, слепо и бессмысленно может вопить только СТРАХ.

Сколько бы мы ни отворачивались от очевидного, но каждому из нас никуда не уйти от знания о том, что делает наше общество с тем, кто ослаб и упал.

Краем глаза мы видим беспощадные лестницы в домах, откуда не выбраться на инвалидной коляске, и бесчеловечное метро, рассчитанное на молодых физкультурников.

Краем уха слышим о том, что под Новый Год в психоневрологическом интернате лежачим больным не дали памперсов. Не хотим, а представляем себе, ЧТО это значит. И вид воображаем против воли. И запах.

Краем сознания, сопротивляясь и крича, воспринимаем информацию об адмирале, застрелившемся от боли. Не умершем от рака, а застрелившемся от невыносимости жизни.

Мы не хотим видеть среди себя «больных».

Кажется, мы всем обществом переживаем то, что психологи называют «фазой отрицания».

Пошлите на конференцию ЗДОРОВОГО и КРАСИВОГО. Окружите нас широкоплечими исполинами и стройными красотками. Не тревожьте нас. Дайте нам позабыть, ЧТО будет, если в путь уже отправился наш самосвал. И если вдруг это будет не сразу насмерть, с чем мы, как сумасшедшие русские, в принципе готовы смириться.

Дорогие, серьезно вам говорю: не смейтесь над теми, кто плохо выговаривает, подволакивает и притормаживает. Возитесь с ними. Прислушивайтесь и вежливо переспрашивайте.

Ведь сознательно, или под-сознательно, но каждый знает, что может упасть.

Подстилайте СЕБЕ соломки. Серьезно вам говорю.

Источник: http://www.pravmir.ru/a-zdorovogo-nelzya-byilo-na-press-konferentsiyu-prezidenta-prislat/#ixzz3Nz1PT6M8

Честно, или как?

Постновогодний фэйсбук оказался щедр на перепосты статьи белорусского сайта о  бестактности наших дней. Автор сетует, что ее земляки не стесняются задавать самые тупые вопросы, не задумываясь, что тем самым ранят своих собеседников, заставляют оправдываться и сомневаться в себе.

Людям с инвалидностью это явление хорошо знакомо. И мне приходилось объяснять знакомым, почему я хожу с костылем. Моя добрая знакомая, которая не первый год борется с раком, вынуждена регулярно доказывать, что исхудала не в погоне за красотой. Да мало ли таких примеров можно припомнить.

И, кажется, я понимаю, откуда берет начало неспособность людей — неважно, белорусов ли, русских ли — удержаться от бестактности. Это элементарный страх. Суеверный, может быть, даже неосознанный страх даже тени мысли о плохом.

Все-таки куда проще фыркнуть на женщину с детьми в кафе и мимоходом осудить — ишь как разбаловала, такие маленькие, а в меню свободно ориентируются! — чем представить на секунду, что вот этой маме, быть может, недостает физических сил, чтобы стоять у плиты. Или — что жар от конфорки для нее смертельно опасен.

Или, скажем, глядя на молодую женщину, которая любуется чужими детьми, подначить (о, конечно, дружески, конечно, не желая задеть) вопросом — когда же наконец она обзаведется своими? И гнать, гнать прочь из головы мысли о том, за бездетностью может стоять трагедия.

Мы боимся. До дрожи боимся не то что вышептать, а даже подумать — о болезнях. О страданиях. О старости. Это то, о чем недавно писала Татьяна Краснова на «Правмире». Нам приятнее, спокойней видеть молодых и здоровых. Обмениваться ничего не значащими вопросами. Как будто молчание способно оборонить нас от испытаний. В этом суеверном ужасе, возможно, лежат и истоки представлений об инвалидности, да и любой инаковости, как о чем-то постыдном.

Да, всем хочется позитива и вдохновляющих примеров. И, может быть, те же американцы в этом чуть честнее. Они на вопрос «how are you?« и не подразумевают другого ответа, кроме «thanks, I’m fine». А вот мы оказываемся не готовы услышать честный ответ.

Изгнав из своих мыслей все дурное, придумав и поверив в розовую, выглаженную реальность, мы и собеседника норовим втиснуть в ее позитивные рамки. Не считаясь с тем, что это реальный человек из реального мира. Я говорю сейчас не о тех, которым в принципе свойственно забывать подумать, прежде чем что-то сказать или сделать. А о людях в сущности неплохих, способных на понимание и участие.

Для тех, кто желает освоить позитивное мышление, есть множество советов, тренингов и пособий. Может быть, такие же тренинги нужны для обучения бытовому пессимизму? Совсем немного, столько, чтобы было достаточно для понимания — невозможно игнорировать боль и страдание. А умение предполагать их у окружающих — способно помочь избежать многих неловких и некрасивых ситуаций. В конце концов, это по-взрослому.


Источник: http://neinvalid.ru/chestno-ili-kak/#ixzz3Nz7AYs1i


Назад к списку