Когда и с чего начинается сочувствие?

    Читает автор Александр Гордеев.

Текстовая версия.

Праздник Новый год, в отличие от других праздников, заканчивается утром.

     Утром Вовку никто не будит.  Он спит себе, спит, просыпается, потом снова спит. И так уже несколько нырков туда-сюда. Но сколько же можно? От сна уже и голова болит. Ну всё, придётся самому вставать .

     Вчера Вовке разрешили не спать до 12 часов. А в 12 часов (ну, кто бы знал!) по телевизору, оказывается, куранты бьют, а за окном стрельба и салют начинаются. Ну, правда, как ему объяснили, такое бывает не каждый день, а только раз в году. И только после этого салюта папа с мамой отослали Вовку спать. Но вот когда они сами и гости их угомонились, не известно. 

     А сегодня дома тихо, тихо... Как будто на работу все ушли. И у соседей тишина, и за окном тишина. Все спят.

     Вовка поднимается, выходит в комнату, садится на диван и долго грустно смотрит на ёлку. Потом идёт в ванную, умывается,  чистит зубы.

     Кухонный стол заставлен немытой посудой. Вовка находит в холодильнике пирожное, наливает холодный чай, отыскивает свободный краешек не столе.

     И тут слышит, что папа с мамой тоже поднимаются. Мама идёт в ванную, а папа прямиком на кухню.

     – Привет, Вовка!

     – Привет, папа!

     Папа трогает чайник на плите.

     – Что, холодный чай дуешь? Нет, мне рекомендуется горячий. Оё-ёй…  Вот, Вовка, смотри на отца и учись. Когда вырастешь, никогда не пей шампанского. Для головы нет ничего хуже…

     – А я вообще эту гадость пить не буду, – отвечает Вовка.

     – Хорошее решение, – одобряет папа, – ну, я же редко, ты знаешь… Я тоже считаю, что это гадость, но… в праздники забываю.

     На кухне появляется мама: в халате, но уже умытая и причёсанная.  

     – Ну, что, мужички, опохмеляемся? – весело спрашивает она.

     – А мне-то с чего? – серьёзно и чуть обиженно отвечает Вовка.

     – И то верно, – смеётся мама, – зато, вон, на папу полюбуйся. Лучшего наглядного пособия и не найти...

     – Да уж… – ничуть не обижаясь, соглашается папа.

     – Ну, а чего тогда ты-то грустный такой? –  спрашивает мама Вовку.

     – Мама, – обиженно говорит Вовка, – а почему тётя Валя сказала вчера, что я ребёнок индиго? Что я плохого сделал?

     Мама снова смеётся, но вспомнить не может:

     – А когда она это сказала?

     – Это когда Вовка рассказал, что говорят ему кошки и собаки, стол, диван… – напоминает папа. – Ей особенно понравилось про диван, на котором она сидела вся.

     – Да-да, – расхохотавшись, вспоминает теперь и мама. – Нет, Вова, тётя Валя тебя этим словом похвалила. Ребёнок индиго – это очень умный ребёнок. Я читала в Интернете, что такие дети в чём-то даже умнее и мудрее взрослых. Они несут новую информацию…

     – Ого-го! – удивляется папа. – Новую информацию…. Вовка, так ты, выходит, можешь нас чему-то научить? Да быть такого не может! А, ну-ка, научи-поучи…

     Папа, конечно, смеётся, а Вовка смотрит на него совершенно серьёзно и вдруг спрашивает:

     – А можно?

     Папа перестаёт смеяться. Они с мамой вопросительно переглядываются и, замерев, смотрят на Вовку. Им, как будто и любопытно, и даже страшно немного .

    – Можно, Вова, можно, – растерянно разрешает мама.

    – Я хочу, чтобы не было праздника Новый год, – говорит Вовка.

     Папа и мама смотрят на него с открытыми ртами. А мама, которая до этого стояла у раковины, и вовсе опускается на стул.

     – Вовка, – с недоумением говорит папа, – но ведь Новый год – это самый радостный, самый детский праздник. Ну, и взрослый тоже…

     – А я не хочу.

     – Вот так-так! – восклицает, наконец, мама. – Тебе что, каникулы не нравятся?

     – Нравятся.

     – Тебе подарки не нравятся?

     – Нравятся.

     – Дед Мороз не нравится?

     – Нравится.

     Мама не знает, о чём ещё спросить. А папа, взглянув в комнату с ёлкой, спрашивает:

     – Тебе ёлка не нравится?

     И тут Вовка опускает голову, а на глазах мгновенно – слёзы. Сидит, насупившись, и молчит. Папа с мамой и вовсе теряются.

     – Вова, – удивлённо произносит мама, – так тебе ёлка не нравится, что ли?

     Вовка хочет что-то сказать, его губы прыгают, а слов нет.

     – Сына, – погладив его по голове, говорит папа, – так чем же тебе ёлка-то не нравится?

     – Она мне нравится, – сквозь слёзы еле выдавливает из себя Вовка.

     – Ну, а в чём же тогда дело?

     И у Вовки вдруг прорывается:

     – А зачем вы её срубили?! – кричит он, размазывая слёзы. – Да ещё под самый корешок…

     Папа и мама не знают что ответить. Можно, конечно, оправдаться тем, что, мол, рубили другие, а мы просто купили. Только что это за оправдание?

     – А кто тебе сказал, что под самый корешок? – беспомощно улыбнувшись, уточняет папа.

     – Ёлка, мне это сказала, ёлка! – кричит Вовка, указывая на комнату. – Да и в той дурацкой песенке об этом есть. Я не хотел её учить, а меня заставили!

– Ну, понятно, – говорит мама, – ты, значит, и с ёлкой беседовал... И что же сказала она ещё?

  – А то, что мы мучаем её, издеваемся над ней! Она жила-жила у себя в лесу, стояла вся в снежке, а мы срубили её и увезли из леса. Ей, срубленной, и так плохо, а мы ещё разной мишурой, да игрушками её украсили. Да ещё кричим, как дурачки: «Елочка зажгись!» А если бы с нами так? Да ещё поём, что она нам много-много радости принесла… Как же так? Ей больно, а нам весело, да? А когда мы навеселимся, то и вовсе на помойку её выкинем!

     Высказав всё это с горячими слезами, Вовка убегает в свою комнату. Мама хочет идти за ним, но папа останавливает её:

     – Не надо… Сам-то он быстрее успокоится... Какой он чувствительный у нас…

      Посидев ещё немного в раздумье за столом, папа выходит в комнату, опускается на диван и смотрит на ёлку. Только теперь он видит не игрушки, а саму ёлку: её ветки, иголочки – острые и чуткие, как живые реснички. Замечает, что на её густой, такой летней зелени, там да там поблёскивают капельки смолы...

     Мама приходит, опускается рядом, спрятав в фартук мокрые ладони.

     – Ну, а ты-то что сник?

     – Смотри: она плачет… – тихо произносит папа. – Ой, Наташа, а мы ведь, и в самом деле, такие дураки…