ЧЕМ НАМ НАДЛЕЖИТ ЗАНИМАТЬСЯ в ВЕЛИКИЙ ПОСТ? О том, чтобы укорять себя, а не ближнего. № 3(73), март 2013 г.

Каждое событие в нашей жизни является

следствием какого-то предыдущего и причиной следующего.

О том, чтобы укорять себя, а не ближнего

Душеполезные поучения преподобного аввы Дорофея.

Исследуем, братия, от чего происходит, что иногда кто-то, услышав оскорбительное слово, не обращает на него внимания, и переносит всё без смущения, как будто вовсе и не слышал его; иногда же, как только услышит, то смущается. Какая причина такого различия? И одна ли причина этого различия, или многие? Я считаю, что причины разные, но есть одна, так сказать, рождающая все остальные. И расскажу вам как это происходит. Бывает, что человек после молитвы или сделанного доброго дела находится, так сказать, в добром расположении духа, и потому снисходителен к брату своему и не смущается его словами. Случается также, что кто-то имеет пристрастие к кому-нибудь и потому без огорчения переносит все, от него наносимое. Бывает также, что иной презирает желающего оскорбить его, и потому не обращает внимания на его обиды, не считает его за человека, и потому не вменяет ни во что все, что тот говорит или делает. Например, был такой случай.

Когда я жил в общежительном монастыре, там был один брат, которого никогда не видели смутившимся, или скорбящим, или разгневанным на кого-либо, тогда как я замечал, что многие из братии часто досаждали ему и оскорбляли его. А этот юноша так переносил оскорбления от каждого из них, как будто никто вовсе не смущал его.
Я же всегда удивлялся его чрезвычайному незлобию и желал узнать, как он приобрел эту добродетель. Однажды отвел я его в сторону и, поклонившись ему, попросил сказать мне, какой помысл он всегда имеет в сердце своем, что, подвергаясь оскорблениям или перенося от кого-либо обиду, показывает такое долготерпение.
Он отвечал мне презрительно и без всякого смущения: «мне ли обращать внимание на их недостатки, или принимать от них обиды, как от людей? Это – лающие псы». Услышав это, я преклонил голову и сказал себе: нашел путь брат сей, и перекрестясь, удалился от него, моля Бога, чтобы Он покрыл меня и его. И так случается, как я сказал, что кто-либо не приходит в смущение и от презрения ближнего; а это явная погибель.

Если же кто смущается на оскорбляющего его брата, то это происходит или от того, что он в это время находится не в хорошем расположении духа, или от того, что имеет неприязнь против него. Этому есть много и других причин.

Но главная причина всякого смущения, если мы основательно исследуем глубину своего сердца, есть то, что мы не укоряем самих себя. От этого происходит всякое подобное расстройство, из-за этого мы никогда не находим покоя. И нечего удивляться, когда слышим от всех святых, что нет другого пути, кроме сего. Жития святых свидетельствуют, что никто, минуя этот путь, не обрел покоя, а мы надеемся получить спокойствие, или считаем, что идем верным путем, никогда не желая укорять самих себя, а всегда ищем виноватых вокруг. Поистине, если человек совершит и тысячи добрых дел, но не будет держаться этого пути, он никогда не перестанет оскорбляться и оскорблять других, теряя через то все плоды трудов свои. А какую радость, какое спокойствие имеет тот, кто укоряет самого себя, кто причины всех смущений ищет в себе? Куда бы он ни пошел, как сказал авва Пимен, какой бы ни приключился ему вред, или бесчестие или иная какая-либо скорбь, он уже заранее считает себя достойным всякой скорби, имея помысл «я сам во всём виноват», и никогда не смущается. Есть ли что беспечальнее такого состояния?

     Но кто-то может сказать: если ближний оскорбляет меня, и я, испытав себя, найду, что я не подал ему никакого повода, то как я могу укорить себя? Поистине, если кто-либо испытает себя со страхом Божиим, то найдет, что он всячески сам подал повод, или делом, или словом, или видом. Если же он видит, как и говорит, что он в настоящее время не подал повода, то, возможно, когда-нибудь раньше оскорбил его в этом или в другом деле; или, вероятно, опечалил другого человека и должен был пострадать за это; или, нередко бывает, и за иной какой-либо грех. Поэтому, если кто, как я сказал, со страхом Божиим рассмотрит самого себя и строго испытает свою совесть, то он непременно найдет себя виновным.

     Случается также, что человек, как ему кажется, пребывает в мире и безмолвии, но когда кто-то скажет ему оскорбительное слово, он смущается, и считает возможным огорчаться, говоря: если бы он не пришел и не смутил бы меня своими словами, то я не согрешил бы. Вот смешное суждение! Вот обольщение диавольское! Разве тот, кто сказал ему слово, вложил в него страсть? Он только показал ему ту, которая уже была в нем, чтобы он, если хочет, покаялся в ней. Такой обвинитель окружающих подобен гнилому хлебу, который снаружи хорош, а внутри заплесневел, и когда кто-то его разломит, то обнаруживается его гнилость. Так и этот пребывал, как ему казалось, в мире, но страсть была внутри него, а он не знал об этом; брат сказал ему одно слово и обнаружил гнилость, скрытую внутри него. Итак, если он хочет получить помилование, то пусть покается, очистится, преуспеет; и пусть видит, что он еще должен благодарить брата как доставившего ему пользу. Ибо искушения не будут уже одолевать его, как раньше, но насколько он преуспеет, настолько они покажутся ему более лёгкими: ибо по мере того, как душа преуспевает, она становится более крепкой и приобретает силу переносить находящие на нее искушения. Как сильное животное, если на него навьючат тяжелую ношу, спокойно несет её, и если случится ему споткнуться, то сразу встает и даже не чувствует, что споткнулось; если же животное бессильно, то и легкая ноша отягощает его, и когда оно упадет, нужна большая помощь, чтобы его поднять. Так бывает и с душой: по мере того как она грех, она изнемогает от него; ибо грех расслабляет и приводит в изнеможение того, кто предается ему; и потому все,  что с ним случается,  тяжело для него. Если же человек преуспевает в исцелении души,  то со временем, для него становится более легким то, что ранее было мучительно.

Поэтому, если мы во всём, что бы с нами ни происходило, считаем виновными самих себя, а не других, то это приносит нам много добра и доставляет великое спокойствие и преуспеяние, ибо ничего не бывает с нами без промысла Божия.

     Если кто говорит: «как я могу не скорбеть, если нуждаюсь в вещи, и не получаю ее, тогда как она мне необходима», то даже и в таком случае он не имеет права обвинять кого-либо. Ибо, если он действительно нуждается в вещи но не получает ее, то должен сказать: «Христос знает лучше меня, должен ли я получить желаемое, и Он будет мне вместо этой вещи, или вместо этой пищи». Сыны Израилевы ели манну в пустыне сорок лет; и хотя вид манны был один и тот же, но для каждого она была тем, в чем он нуждался: кому нужно было солёное, для того она была солёной; кому нужно было сладкое, для того она была сладкой, одним словом, каждому она была тем, что было ему необходимо.

Так, если кому нужно яйцо, а он получает только овощи, то пусть скажет помыслу своему: «если бы мне было полезно получить яйцо, то Бог непременно послал бы мне его; однако Он может сделать так, что и самые эти овощи заменят мне яйцо». Ибо если кто поистине достоин покоя, то и вражескому сердцу Бог возвестит сотворить с ним милость, смотря по его надобности. Если же кто не заслужил успокоения, или оно неполезно ему, то хотя бы он и новое небо, и новую землю сотворил, не найдет покоя. Однако, иногда человек находит покой и сверх своей потребности, а иногда не получает и необходимого, потому что Бог, как милостивый, каждому подает, то, что ему нужно, что ему на пользу.

Но бывает, что Он посылает человеку сверх необходимого, этим показывая избыток человеколюбия Своего, и учит его благодарению; когда же не посылает ему и нужного, то словом Своим («…не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». Мф. 4 4) заменяет действие той вещи, в которой человек нуждается, и учит его терпению.

Итак, в любом случае мы должны взирать горе́. Добро ли нам кто-нибудь сделает, или злое потерпим от кого-то, мы должны взирать горе́ и благодарить Бога за все, случающееся с нами, всегда укоряя самих себя и говоря, как сказали отцы, что если случится с нами нечто доброе, то это дело Божия промысла, а если злое, то это за грехи наши. Ибо, поистине, все, что мы терпим, терпим за грехи наши. Святые, если и страдают, то страдают за имя Божие, или для того, чтобы обнаружились добродетели их на пользу многим, или для того, чтобы умножились венцы и награда их от Бога. Но можем ли мы, окаянные, сказать это о себе, мы, которые потворствуя своим страстям, оставили правый путь, указанный отцами, путь самоукорения, и идем кривым путем – укорения ближнего? И каждый из нас старается во всём переложить вину на брата своего и на него возложить всю тяготу; каждый небрежен и не соблюдает ни одной заповеди, а от ближнего требует исполнения всех заповедей.

     Однажды пришли ко мне два брата, скорбевшие один на другого, и старший говорил о младшем: «когда я приказываю ему что-либо сделать, он скорбит, и я тоже скорблю, думая, что если бы он имел ко мне доверие и любовь, то принимал бы слова мои с уверенностью». Младший же сказал: «прости, авва, он говорит мне всё не со страхом Божиим, но повелевает, как властелин, и я думаю, что именно поэтому и не располагается к доверию сердце мое, как говорят отцы». Заметьте, как оба они обвиняют  друг друга, и ни один из них не обвинил  себя.

Также и другие двое скорбели друг на друга, и, пытаясь примириться, не получили успокоения. И один говорил: «он не от сердца просил прощения, и потому я не успокоился, ибо так сказали отцы». Другой же говорил: «так как он не был готов с любовью простить меня, когда я просил прощения, то поэтому и я не успокоился».

Видишь ли какое смешное суждение! Видишь ли, какое превращение понятий! Как страшно, что и даже изречения отцов наших мы употребляем сообразно со своей  лукавой волей и к погибели душ наших.

Каждому из них следовало обвинять самого себя, и один должен был сказать: так как я не от сердца примирялся, то Бог и не расположил брата ко мне; а другой должен был сказать: так как я не готов был с любовью простить брата, то Бог и не дал ему искренности. Также следовало поступить и двум выше упомянутым; один должен был сказать: я говорю властным тоном, и потому Бог не даёт брату доверия ко мне; а другой должен был помышлять: брат мой со смирением и любовью приказывает мне, но я непослушен и не имею страха Божия.

И ни один из них не нашел пути к самоукорению, напротив каждый возлагал вину на ближнего. Вот почему мы не получаем ни от чего пользы, но все время противимся  друг другу и мучим сами себя. Поскольку каждый оправдывает себя, каждый позволяет себе многого не соблюдать, а от ближнего требует исполнения всех заповедей, потому мы и не можем придти в познание доброго; ибо, если хоть чуть-чуть научимся чему-либо, тут же и от ближнего требуем того же, укоряя его и говоря: он должен был это сделать; почему же он так не сделал? Почему мы в первую очередь от себя не требуем исполнения заповедей, и не укоряем себя в их несоблюдении?

     Один старец, когда его спросили: «что главное из найденного тобою на пути земном, отче», – отвечал: «то, чтобы во всем считать виноватым себя». Это спросивший похвалил и сказал ему: «нет иного пути, кроме сего». Так и авва Пимен сказал со стенанием: «все добродетели вошли в дом сей, кроме одной добродетели, без которой трудно устоять человеку». И когда его спросили: «какая это добродетель?», - он отвечал: «та, чтобы человек укорял себя». И святой Антоний сказал: «великий подвиг человека состоит в том, чтобы он пред лицом Божиим возлагал согрешение свое на себя и ожидал бы искушения до последнего издыхания». И везде мы находим, что отцы, сохранив эту добродетель и возложив на Бога всё, даже и самое малое, обрели покой.

Таков был и тот святой старец, которому во время болезни брат влил в пищу вместо мёда льняное масло, которое очень вредно. Однако же, старец ничего не сказал, но ел молча и в первый и во второй раз, и нисколько не укорил служившего ему брата, не сказал, что тот небрежен. Когда же брат понял свою ошибку и начал скорбеть, говоря: «я убил тебя, авва, и ты возложил сей грех на меня тем, что промолчал», то с кротостью старец отвечал ему: «не скорби, чадо, если бы Богу было угодно, чтобы я ел мёд, то ты влил бы мне мёду». И, таким образом, он возложил это на Бога.

Какое дело Богу до сего, монах? Брат ошибся, а ты говоришь: «если бы Богу было угодно»; какое участие Бога в сем деле? Однако он говорит: по истине, если бы Богу было угодно, чтобы я ел мёд, то брат и влил бы мне мёду. Вот, хотя старец был в такой болезни и столько дней не мог принимать пищи, однако же не возроптал на брата, но возложил дело на Бога и успокоился. Мы же в каждом деле устремляемся на ближнего, порицая и укоряя его, как нерадивого и не по совести поступающего. Как только услышим хотя одно слово, тут же перетолковываем его, говоря: если бы он не хотел смутить меня, то он не сказал бы этого.

Когда-то пророк Давид сказал о Семее: Оставите его, и тако да проклинает, яко Господь рече ему проклинати Давида (2 Цар. 16). Мужу ли убийце говорил Бог, чтобы он проклинал пророка? Как, ужели Господь сказал ему сие? Но пророк, имея разум духовный и зная, что на душу ничто так не привлекает милости Божией, как искушения, и особенно наносимые и налагаемые во время скорби и нужды, сказал: оставите его проклинати Давида, яко Господь рече ему. Для чего? Негли призрит Господь на смирение мое, и возвратит ми благая вместо клятвы его. Видишь ли, как разумно поступал пророк? Посему-то он и остановил хотевших отмстить проклинающему, говоря: что мне и вам сынове Саруини? Оставите его проклинати мя, яко Господь рече ему (2 Цар. гл. 16).

Мы же не хотим сказать о брате нашем, что это Господь ему сказал, но если услышим оскорбительное слово, то поступаем подобно собаке, в которую когда кто-нибудь бросит камнем, то она оставляет бросившего и бежит грызть камень. Так делаем и мы: оставляем Бога, попускающего напастям находить на нас к очищению грехов наших, и обращаемся на ближнего, говоря: зачем он мне это сказал? зачем он мне это сделал? И тогда как мы могли бы получать большую пользу от подобных случаев, мы делаем противоположное, и вредим сами себе, не разумея, что промыслом Божиим все устраивается на пользу каждого.

     Господь Бог да вразумит нас молитвами святых, ибо Ему подобает всякая слава, честь и поклонение во веки. Аминь.