Отец Павел Флоренский сравнивал лавру с зеркалом, в котором отражена вся русская история. Сегодня, в XXI веке, в ее отражении можно увидеть не только свою страну: Тулу, Нижний и Великий Новгород, теплую Астрахань.
Лавра – излюбленный туристический объект для всех земных континентов. Ворота лавры открываются в пять утра. И с этого момента заканчивается та самая молитвенная тишина, ради которой монаху не жаль всей своей жизни с красивой молодостью и талантами. Но никто из братии не ропщет за украденный покой. Понимают, что придя в лавру, они должны послужить преподобному Сергию и всем тем людям, которые ведомыми одному Господу путями придут в обитель преподобного.
Первыми посетителями оказываются самые усердные молитвенники, желающие вместе с монахами попасть на братский молебен у мощей преподобного Сергия. Среди первых богомольцев и паломники из дальних регионов. Едут порой в автобусе больше суток, лишенные каких-либо необходимых средств цивилизации. Чаще всего – это простые женщины с натруженными руками и обветренными на солнце лицами.
Тяготы, житейские скорби и желание прикоснуться к самой великой русской святыне придали им сил преодолеть все тяготы пути. Суетятся, волнуются, истово молятся или просто тихо рыдают пред дивными иконами великого Андрея Рублева. И так часто случается, что не ложится историческая справка об исключительном историческом и культурном значении Троицкого собора с иконами Андрея Рублева на память этих людей, но что-то очень важное и великое независимо от знания или незнания происходит в их сердцах и в жизни тех близких, о ком они здесь молятся.
Желают первыми попасть в Троицкий монастырь и представители самой отвергнутой общественной прослойки так называемых людей без определенного места жительства. Даже в зимние холода им порой нет места в здании вокзала или недорогого круглосуточного магазина.
Одна надежда в пять утра попасть туда, где есть тепло и еда, где есть красота, свет и дивное пение, место которое защищено организацией ЮНЕСКО, место – где во всем Бог.
Эти отчаявшиеся во всем люди часто безучастны к жизни церкви, они тихо дремлют, сидя на полу или в монашеских стасидиях. А иногда плачут каким-то нечеловеческим, больше похожим на звуки из леса, голосом.. Они, скорее всего, чувствуют себя здесь самыми лишними, но именно при участии этих людей чтение пятой главы Евангелия от Матфея, читаемого в Троицком соборе по много раз в день: «придите ко Мне, все труждающиеся и обременненые, и Я успокою вас» (Мф. 11:28), приводит чуткие христианские сердца к чувству истины и умиления.
После тихого братского молебна совершаются лаврские Литургии – ранняя и средняя. Это настоящий пир души! Здесь ум, душа и тело как никогда и нигде собираются воедино, здесь красота, у которой нет начала и конца, здесь обильный царский обед. И каждый человек здесь царственного рода!
Но вот заканчиваются литургии, и в монастыре начинается житейский круговорот. Паломники спешат в многочисленные иконные, книжные и продуктовые лавки, харчевни, кто-то запасается святой водой. А в монастырских воротах возникает толпа в человек сорок с китайским флагом. Это прибыла первая туристическая группа.
Китайцы и только китайцы не поленятся из Москвы в Посад приехать к 8 утра. Китайцы считаются нерелигиозной нацией. Их религии конфуцианство и буддизм больше напоминают философское учение, призывающее китайца быть настоящим человеком и порядочным гражданином своего отечества. Религия – это связь человека с Богом. У Китайца, как ему внушила его культура, – это связь с миром людей и природой.
Если в группе китайцев есть ребенок, то вам долго придется выяснять, кто его родители, так как каждый будет смотреть на него с неподдельным обожанием и проявлять заботу о нем. Китайцы очень самодостаточны и независимы. Их интересы и чувства не возникают неожиданно, все запрограммировано наперед твоим обществом, с которым ты связан крепко и навсегда. И, кажется, как далеки эти прагматичные люди от русской непредсказуемой в своих порывах людей.
И русские богомольцы часто раздраженно недоумевают, как могут монахи –эти ученные и почти святые люди – впустить в свой монастырь столько «безбожных», вечно шумящих и беспрерывно фотографирующихся китайцев? Праведному гневу нет предела, а в это время благодать Божия незримо изливается на души этих, по мнению некоторых, «заблудших овец».
Монастырские гиды – живые свидетели того, как милосердие Божие изливается на каждого приходящего в обитель преподобного Сергия. Вот только китайцы еще несколько минут назад не собирались входить во внутрь храмов, так как в Москве уже познакомились с их устройством. «Но вы еще не видели православного богослужения», – пламенно уговаривает их гид. И вот воспитанные Конфуцием китайцы принимают приглашение и проходят в храм, где начинается поздняя литургия.
Чужой язык, непривычное искусство и пение, но у души человеческой одна нация – она христианка. И вот уже китайцы стоят в потрясении, не в силах вымолвить ни слова…
Серогай из Тибета
Приезжает как-то в лавру знакомый китаец, который в Тибете десять лет прожил монахом, а сейчас живет в Москве, преподает восточные единоборства.
Приезжая в Россию, китайцы часто меняют свои имена, чтоб было проще общаться. Вот и мой знакомый говорит: «А я имя изменил. Меня теперь зовут Серогай. «Отлично, – отвечаю я. – А в честь кого имя?». «В честь него, – кивает головой Серогай (Сергий то есть) в сторону Троицкого собора. – Это очень хороший человек, очень. И я хочу носить его имя».
Где кинотеатр?!
В академических храм Покрова Пресвятой Богородицы я привела как-то пожилых людей, местных, сергиево-посадских. Показать, как красиво его отреставрировали. Ведь в советское время в церкви размещался кинотеатр, и за сохранностью росписей, понятное дело, никто не следил. Наоборот – их замазывали, чтобы не мешали советским зрителям наслаждаться просмотром фильмов.
А экскурсанты распереживались: «Эх, что наделали! Раньше – как хорошо было. Кинотеатр, музыка веселая играет. Настоящее счастье, наше время. Монахи раньше особо не показывались, боялись, а теперь – распустились, ходят везде!»
По пропуску преподобного
Я всегда поражаюсь, как преподобный каждого встречает. Представьте, сколько народу в лавре в день памяти преподобного Сергия. Буквально в ворота монастыря невозможно войти. А люди в очередь к мощам преподобного стоят с самой ночи…
И вот в такой день, когда просто по монастырю ходить спокойно невозможно из-за толчеи, мне дали группу японцев. Я им объяснили, что сегодня за праздник, где находится главная святыня монастыря.
Продолжаю экскурсию, вожу инутристов по лавре и обращаю внимание, что где бы мы ни остановились, одна из японок сразу поворачивается к Троицкому храму, молится. Какого оно вероисповедания, я не знаю, но то, что молится, – несомненно: руки сложены в молитвенной позе, глаза закрыты, лицо сосредоточенно. Как бы далеко мы не отходили от Троицкой церкви, японка все время оказывается развернутой в ее сторону.
Но вот мы уже почти дошли до Троицкого собора, но понимаем: попасть туда нереально. Пока – вообще не пускают, а очередь – огромная. Батюшки, какие-то известные люди тщетно ищут знакомых, чтобы их провели.
Вдруг меня кто-то трогает за плечо. Оборачиваюсь – охранник. «Может быть, пройдете в Троицкий собор?», – предлагает он. В первую секунду я буквально дар речи потеряла. Я много лет работаю в лавре. У паломнического центра нет никаких особых полномочий, тем более в такие дни. А здесь – группе иностранных туристов, которые явно не единственные в монастыре, предлагают пройти, в то время, как даже духовенству трудно получить разрешение.
Охрана расступается, и мы проходим через служебный вход. В самом храме достаточно просторно и вот уже моя японка вся молитвенно направлена в сторону раки преподобного. Я подумала тогда: «Ради одного этого человека Господь нас пропустил. Значит, настолько японке нужно было попасть к преподобному».
6 «Б»
6 «Б» – у нас, у экскурсоводов условное определение групп школьников «непонятного возраста», когда они уже не дети, но еще не подростки. Провести с ними экскурсию, заинтересовать – дорогого стоит. И вот, с очередным «6 «Б» мы ходим по лавре, еле-еле, из последних сил буквально дотягиваю (так, чтобы они слушали, чтобы им было интересно) их до Троицкого собора.
Кто-то пошел прикладываться к мощам, кто-то стоял у стеночки. Вдруг один мальчик, как сейчас помню – рыжий, лопоухий, начал рыдать. Буквально навзрыд, не в силах остановиться. Учительница, конечно, перепугалась, стала расспрашивать: «Что случилось? Тебя кто-то обидел? Тебе плохо?». Он в ответ только отрицательно мотает головой.
Тут уж я задумалась: Неужели это то самое, когда благодать неожиданно касается души, и люди плачут. Но я знала, что так бывает со взрослыми, а тут рыжий мальчишка возраста «ни то, ни се». Подошла, спросила: «Ты плачешь от того, что тебе хорошо». «Угу», – закивал он в ответ.
Самое удивительное, что его одноклассники, этот бешеный 6 «Б» как-то вдруг попритихли и зашептались: «Он святой», – показывая сторону рыдающего приятеля.
Они как-то поняли, почувствовали природу этих слез.
Выходили из храма спокойно, даже осторожно, и по их затылкам было видно, как они несут свою тайну, что у них в классе есть «святой». В этом смысле я всегда удивляюсь русским детям. Они как-то интуитивно знают о Боге, о православии. У меня порой возникает чувство, что я им просто напоминаю об этом. Вот иностранцам – рассказываю.
Потом я поговорила с этим мальчиком. Он, оказывается, никогда в жизни не был православном в храме и вообще не крещенный.
О маленьком священнике
Как-то приехали паломники – католики. С ними – маленький священник. По росту можно принять за ребенка, одетого в длинное одеяние, в котором он невольно спотыкается.
Зашли в Трапезный храм, и вот этот священник, маленький, кажущийся таким неуклюжим в длинном подряснике, как только увидел большое Распятие, буквально побежал к нему. Упал на колени, обнял его и заплакал. Священник узнал своего Христа, Которого он так любит.
Как Бог китаянку замуж выдает
«Ты верующая, поэтому я тебе расскажу, как меня Бог выдает замуж», – сказала мне по-русски приехавшая в Лавру китаянка. Я не успела ничего ответить, как китаянка продолжила: «Я – христианка, но не православная, как ты. Я – как американцы». «Протестантка?», – спрашиваю. «Да, да, пертистантка», – закивала в ответ. И начала рассказывать свою историю.
Приехала моя новая знакомая в Россию четырнадцать лет назад. Занимается бизнесом. А семейная жизнь все не складывалось. Женихи были, но они оказывались не теми людьми, с которыми хотелось бы связать свою жизнь.
«Сначала я вроде и не расстраивалась особенно – рассказывала она. – Бизнес веду, вроде о семейной жизни думать некогда. Но как-то в командировке в Новосибирске, где было много работы, переговоров, пришла в гостиницу, упала на кровать без сил, лежу и говорю: «Бог, Ты меня создал, Ты видишь как я устала и больше не могу. Выдай меня замуж. Ты – мой Отец, поэтому знаешь меня лучше всех, знаешь, что я выйду замуж только за человека, который будет полностью соответствовать моим представлениям». После чего села и написала список из 50 пунктов, говорящих, какой мне нужен муж». Вот такое дочернее искреннее доверие к Богу.
В Москве ей позвонила мама и сообщила, что про нее уже не раз спрашивал мужчина, сын маминой подруги.
«Собиралась в Китай я с сомнениями, – продолжила рассказчица. – Вновь обратилась к Господу: «Бог, я сама уже пробовала найти себе жениха. У меня не получалось. Прошу Тебя, дай Ты мне. Чтобы я узнала, что это Твоя воля, пусть будут такие-то и такие-то приметы». Уже при первой встрече я увидела, что больше 50 пунктов из моего списка сразу совпало. Общаясь, я поняла, что мне не стыдно будет с этим человеком».
А после китаянка спросила меня: «А ты замужем?». «Нет», – отвечаю. На что эта женщина мне, человеку с богословским образованием, который всю жизнь в Церкви, говорит: «У Бога нет слова «нет», у Него есть слово «подожди».
«Все равно буду русским офицером»!
Вести экскурсию московским кадетам – классически образованным, подкованным и в вопросах веры (с ними занимается священник) было легко и интересно.
Я расслабилась и в Троицком соборе сразу сказала: «Можете приложиться к мощам». Обычно я группу готовлю, говорю, что приложиться может, кто верит, кто желает, кто готов. А здесь – вот так сразу. «А можно я не буду прикладываться, потому что исповедую другую веру?», – скромно спросил черноглазый и темноволосый мальчик, стоявший ко мне ближе всех.
Я смутилась: это же мой профессиональный прокол, не сказала своего обычного «вступительного слова». Видя мое смущение, мальчик успокаивающе произнес: «Вы не переживайте. Я все равно буду русским офицером».
Вместо буддийского монастыря…
Приезжает в Троице-Сергиеву лавру японка – христианка. С детства она размышляла о смысле жизни и пыталась понять главное: а для чего мы, люди, здесь живем? В старших классах на музыкальных занятиях была воодушевлена русской классической музыкой, хотела больше узнать о России. Однако, шла «холодная война» и информация поступала чаще лишь однобокая.
Перед поступлением в университет героиня истории решила уйти в буддийский университет, но чувствовала – не то, не то, не найти здесь ответы на свои жизненно важные вопросы. Сердце подсказывало, что искать их нужно в христианстве. Что это – религия для всех, ведь христианский Бог – Бог любви. А раньше ей думалось, будто для каждого региона – своя вера: христианство – только для европейцев, для жителей Средней Азии – ислам, для Восточной Азии – буддизм.
И с японской основательностью девушка принялась за изучение. Сначала – протестантизм, потом – католицизм.
Девушка непрестанно молила Бога, чтобы Он как-то проявил Себя, указал, в верном ли направлении движется девушка. Однажды, включив телевизор просто «для фона», она села перед ним и буквально не могла оторваться от экрана: показывали фильм, посвященный Тысячелетию крещения Руси. Троице-Сергиева лавра, Пюхтицкий монастырь, вдохновенные лица монахов, монахинь, молящихся мирян.
«Это была моя первая встреча с православием, и я сразу поняла, что эта вера – истинна», – вспоминала потом наша героиня.
Чтобы глубже проникнуться, понять увиденное в той программе, девушка перевелась с отделения английского языка в университете, в котором училась, на отделение русского языка.
В университете она узнала о святом архиепископе Николае (Касаткине), о том, что и Япония тесно связанна с православием.
Потом, в начале девяностых, наша героиня впервые отважилась отправиться в Россию, где и познакомилась с настоящими верующими, мирянами и священниками, которые ни к чему не призывали, не агитировали. Они своей жизнью, своим отношением показывали красоту и глубину православия.
До сих пор женщина из Японии с волнением вспоминает о хозяйке, у которой она остановилась – женщины, которая пронесла свою веру через советский период, когда верить было нельзя. Как-то гостья заболела, и русская пожилая женщина отдала ей свое последнее и необходимое лекарство. Не забываем, что на дворе – начало девяностых…
«Могу ли я купить икону Богородицы, если я еще не христианка?», – спросила она священника одного из московских храмов. Священник благословил. «А я тогда подумала, раз я говорю «еще», значит, все-таки собираюсь креститься. А раз священник – служитель Православной Церкви – такой добрый и внимательный, мне не стоит опасаться этой религии», – вспоминает японка.
Понять православие помогало искусство – романы Достоевского, музыка Рахманинова.
Через несколько лет одной христианкой на свете стало больше – наша героиня крестилась в православном кафедральном соборе Воскресения Христова (Николай-до) в Токио. Сейчас – она прихожанка этого храма. И порой приезжает сюда, в Троице-Сергиеву лавру. Как говорит, «для укрепления веры».
Не совсем по форме
Вологодские кадеты приехали на автобусах рано утром. Они были очень серьезны, еще большей серьезности придавало им северное «оканье».
«Простите, мы не сОвсем по фОрме: бОтинки не чищены», – предупредили сразу будущие офицеры, проделавшие такой долгий путь до лавры.
Они внимательно слушали экскурсию. После нее я обычно прошу задавать вопросы. «У меня не вОпрОс, а пОжелание, – вызвался один кадет. – В других экскурсиях вы уж не забывайте рассказывать о наших святых, О князьях Белоозерских.
Привычка к боли
Нередко приезжают те, кто детьми побывали узниками в концлагерях. Теперь это пожилые люди. Особенные: очень трогательные, добрые. Шли мы с одной группой из трапезной – в церковь, а там при переходе – перепад освещения, ступеньки и каменный яшмовый пол. Одна женщина оступилась и упала. Встала, точнее, вскочила – моментально, что трудно было ожидать от человека в преклонном возрасте.
И вот она стоит, показывая всем своим видом, что готова воспринимать экскурсию дальше. А я чувствую, как ей больно, но привычка с детства подавлять в себе боль, терпеть – гораздо сильнее.
Терпеливые японцы и белорусы
Некоторые паломнические фирмы работают просто отвратительно. Деньги берут, сажают людей в старые автобусы (туалет, понятное дело – «в лесочке»). После ужасной дороги людей без отдыха по «полной программе» – на службы. И при этом говорят: «Кто ропщет, тот против Бога».
Но паломники, как правило – люди терпеливые. Особенно – белорусы. Удивительные, внимательные. В апреле (еще снег лежит) приехали – в босоножках. «Так у нас уже вишни цветут!», – объясняют на мое недоумение. Приехали на таких же старых автобусах, но слушают – с интересом, и служб не пропускают, причащаются.
Большое терпение показывают и японские паломники. Они приходят на раннюю литургию, молятся затем на поздней: не пропустят ни одной службы, внимательны на экскурсиях. В перерывах – рисуют.
Страшное известие
Группа испанцев. Во время экскурсии у одной женщины – католички зазвонил мобильный. Ответила и – изменилась в лице: ей сообщили о смерти матери.
Такое страшное известие в святом месте – может быть, другой человек возроптал. А она выдохнула: «Слава Богу, что я услышала об это здесь, в обители преподобного. Не знаю, нашлись бы у меня силы принять случившиеся, будь я не в этих стенах».
Какие будут вопросы?
Японцы, китайцы редко задают вопросы, они только внимательно впитывают информацию. Вопросы задают европейцы и американцы. Американцы – всегда.
Например, группа 45 человек, и каждый обязательно должен задать вопрос. Человек поднимает руку, делает шаг вперед. Все смотрят на него и ожидают своей очереди спросить.
Вопросы чаще прикладного или статистического характера: «Почему колокольня такого цвета?» «Какой процент людей ходит в храм?» «Сколько в России всего храмов? Сколько – монастырей?» «В какую сумму обошлась реставрация». То есть, прежде всего – цифры.
Кто такой Вензель?
«Мы пойдем поедим, погуляем, а вы нас подождите», – можно порой услышать от российских туристов. Объясняю: «Гиду не положено ждать группу: есть назначенное время». В ответ удивляются: «А вот на пляже аниматор нас ждал». Вновь за объяснения, что гид – не аниматор, и у нас здесь не развлекательный центр, и им предстоит выслушать, по сути, небольшую лекцию.
«Посмотрите, вот вензель митрополита Платона (Левшина)», – говорю я группе наших экскурсантов, которые тоже смотрят на гида как на аниматора, который должен их развлекать. В ответ слышу вопрос, который задается с умным видом: «Ну, кто такой Платон Левшин, понятно. А кто такой вензель?»
За чудесами
Чудеса у нас случаются, и это понятно. Но вот с публикой, которая едет именно «за чудесами», – тяжело работать. Обычно «поиск чудес» связан еще и с суевериями.
Постоянно приходиться бороться с этим. Иногда даже ругаться приходиться: ну как выдержишь, когда слышишь, как люди все время в напряжении: свеча через какое плечо, как горела, сколько горела, куда смотрела: направо, налево. К мощам один раз приложился, два, три. Смотри туда, туда не ходи…
Другой веры
Буквально врывается группа американских школьников. Такое «поколение пепси». В руках у одного из мальчиков – огромная коробка недоеденной пиццы. Нужно заходить в Успенский собор, а один мальчик отказывается: «Я мусульманин и поэтому не пойду». И другой мальчик, видно, что не друг мусульманина, а просто в знак солидарности решает: «Я останусь, чтоб ему было не одиноко». А тут как раз ливень начался. Так и стояли – под проливным дождем. Приятно было видеть, как один подросток поддерживает другого.
Наши, российские мусульмане – школьники тоже иногда отказываются заходить в храмы во время экскурсии. Я иногда сразу не пойму, спрашиваю учителя: «Почему мальчик не заходит?». В ответ, к сожалению, нередко слышу от учителей московских школ полушепотом: «Это чурка, не может он в наш храм ходить».
Тогда я говорю другим детям, одноклассникам мальчика, который собирается остаться у дверей храма: «Ребята, посмотрите на этого мальчика и берите с него пример, он молодец. Вы сможете за свою веру так постоять, когда вы будите один, а все будут другой веры? Вот я не могла в детстве. Всегда боялась, что войдет, например, комсорг, спросит о вере при всем классе, обличит».
А потом уже обращаюсь к ребенку – мусульманину: « Не бойся зайти в храм. Тебя никто не будет учить молиться, там не будет никаких обрядов. Просто с исторической точки зрения ты узнаешь о той религии, которая стала историко-образующим фактором той страны, в которой ты живешь. А это очень некрасиво – жить в стране и не знать ее историю». Многие дети-мусульмане потом заходят, слушают. Помню, один мальчик потом от меня не отходил: ведь я его защитила, стала человеком, который в первый раз за него постоял.